Моисей весьма огорчился и сказал Господу: не обращай взора Твоего на приношение их; я не взял ни у одного из них осла и не сделал зла ни одному из них.
Очень не похоже на Моисея. В подобной же ситуации с Аароном и Мариамью Моисей вел себя иначе. В этой же главе, когда народ будет вновь роптать на Моисея и Аарона, Моисей вновь заступался за них. Почему же он сейчас отреагировал так категорично? Лопухин объясняет это тем, что в данном случае было не импульсивное возмущение народа, а планомерный заговор.
Страх от рассказов соглядатаев земли Ханаанской, неудача самовольного вторжения в заповедные пределы, предстоящее скитание по только что пройденным пустыням произвели в народе общий упадок духа и вместе с тем крайнее недовольство своим положением. Влияние Моисея ослабело; с упадком этого влияния ослабла и дисциплина. Пользуясь таким состоянием народа, левит Корей со знатнейшими рувимлянами Дафаном, Авироном и Авнаном составили заговор с целью произвести коренное изменение в церковно-гражданском устройстве общины. Вскоре на сторону заговорщиков перешли еще 250 «именитых» людей. Заговор прикрывался высокой идеей святости всего народа. «Полно вам! – говорили заговорщики Моисею и Аарону. – Все общество свято, среди всех Господь! Зачем же вы ставите себя выше всех в народе Господнем?» Опасность бунта была очевидна: это не было скоропреходящим возмущением людей, лишенных воды или пищи, – возмущением так же скоро прекращающимся, как и возникающим. На суд возбужденного народа были представлены основные принципы строя его социально-церковной жизни… В случае успеха задуманного заговорщиками предприятия, дезорганизованной еврейской массе могла угрожать серьезная опасность: часть евреев возвратилась бы, вероятно, в Египет, к котлам египетского мяса; часть затерялась бы в пустынях и часть ассимилировалась бы с туземными обитателями Ханаана.
Отсюда понятна та страшная кара, которая обрушилась на зачинщиков движения и которая должна была отрезвить их единомышленников.